При поступлении больная тосклива, часто плачет. Ночами не спит. В отделении стоит у окна или стены, устремив взгляд в пространство. От приглашения сесть отказывается, со слезами на глазах умоляет выписать ее домой. Считает, что дома у нее все пройдет. Обвиняет себя в том, что не вышла на работу, так как если бы работала, то болезни бы не было. Говорит, что голова пустая, что мыслей в ней нет, жить ей не следует, жизнь ей не нужна и ей лучше умереть. Держится в отделении обособленно, ничем не интересуется. Обманов чувств нет. Лечилась аминазином. На 5-й день лечения тоска прошла, настроение улучшилось. В последующие дни стала живее, активнее, интересовалась жизнью отделения, выходила на трудотерапию. Спустя месяц пребывания в больнице была по требованию родных выписана домой.

Первое время после выписки настроение оставалось несколько сниженным, была вялой, медлительной, быстро уставала. Но через месяц настроение окончательно выровнялось. Снова была живой, веселой, подвижной. Лето провела на даче. Без устали работала в саду, много читала. Встречалась с подругами, друзьями, но большой потребности в общении с ними не было. Не тяготилась, если оставалась одна. С осени снова стала преподавать язык на курсах. С работой справлялась легко, всем была довольна. После выписки все время принимала аминазин на ночь. Но в начале декабря того же 1958 г. состояние изменилось. Появилась подавленность, пропал сон. Появилась тревога, беспокоилась за успеваемость своей группы. Состояние все более ухудшалось. Усилилась тоска, слабость, вялость. Иногда казалось, что в таком состоянии не стоит жить. С трудом вела занятия на курсах, как бы «отупела». Сама связывала такое состояние с увеличением дозы аминазина. В анализе крови перед поступлением в больницу была отмечена резкая лейкопения - до 2500. В таком состоянии в декабре 1958 г. вновь поступила в больницу им. П. Б. Ганнушкина.

Психическое состояние. Тосклива, говорит только о выписке. Считает, что не было нужды помещать ее в больницу, что дома все прошло бы скорее. Тоску отрицает, но выражение лица печальное, в глазах слезы. Говорит, что чувствует себя потерянной, что все окружающие отвернулись от нее. Боится, что никогда не вернется домой, никогда не поправится и не сможет работать. Лечилась аминазином всего 2 дня и в связи с угнетающим действием его на лейкопоэтическую функцию крови аминазин был отменен. Спустя две недели по категорическому требованию родных была выписана домой. Дома пробыла всего 8 дней. Была молчаливой, подавленной, много плакала, высказывала упорные мысли о нежелании жить. Вновь была стационирована в больницу им. П, Б. Ганнушкина.

Психическое состояние (по данным истории болезни): тосклива, тревожна, считает, что ее разыгрывают, смеются над ней. Она не должна существовать. У нее взяли все хорошее и «превратили в скотину». Больше лежит в постели. Временами дурашлива, вскакивает с постели, неадекватно смеется, бегает, подпрыгивает по коридору, а затем вновь ложится в постель и вновь становится тоскливой. Ни к чему не проявляет интереса. Отказывается от еды. Просит оставить ее, отравить или выписать из больницы. Лечилась резерпином 63 дня, но вновь появилась тенденция к лейкопении, в связи с чем ее перевели на лечение инсулином, который на дозе 84 единицы не дал гипогликемических реакций. Была выписана домой по категорическому требованию родственников. Всего в больнице находилась 6 месяцев.

После выписки еще долго оставалось подавленное настроение, вялость, слабость, медлительность. Целыми днями лежала дома, ничем не занималась, ничто не интересовало ее. Имела II группу инвалидности. Лишь через год, летом 1960 г. состояние постепенно стало улучшаться, выравниваться настроение, снова становилась бодрой, энергичной. Занималась домашним хозяйством, работала в саду. В это время ей снова предложили вести занятия по языку при Госбанке и она с радостью согласилась. Снова с радостью, активно с воодушевлением принялась за работу, с большим желанием, «как на праздник», шла на работу. В последующие годы настроение было изменчивым - то была оживлена, активна, то вновь наступали периоды подавленности, вялости, но были они непродолжительными и нерезкими. В свободное время читала, гуляла, ходила в кино, театры, чаще всего одна или с отцом. Прежних друзей растеряла, подруги повыходили замуж, новых не заводила, да и не было желания. Не тяготилась своим одиночеством.

Осенью 1963 г. после ряда неприятностей - умерла тетка, тяжело заболели отец и мать - в течение 3-4 месяцев отмечалось подавленное состояние с вялостью, апатией, мыслями о бесцельности своего существования. Спустя 4-5 месяцев настроение выровнялось и с марта 1964 г. вплоть до настоящего обострения чувствовала себя хорошо. Настроение было большей частью повышенным. Была активна, предприимчива, хотя временами на несколько дней и появлялась подавленность. Отказалась от инвалидности, подыскала себе работу. Работала некоторое время лаборанткой в МГУ, а с сентября преподавала в техникуме. Договорилась о том, что с января 1965 г. поступит на постоянную работу в техникум. Особенно хорошо себя чувствовала сентябрь - октябрь. Хорошо справлялась с работой, была довольна ею, была «на подъеме».

Состояние стало постепенно меняться с ноября 1964 г. Постепенно снижалось настроение, становилась менее активна, с меньшим желанием работала. А с конца ноября особенно ухудшилось настроение, появилась вялость, ощущала сильную усталость. Пропал сон. Была медлительной, какой-то скованной. Голова была «тупая», мысли текли медленно, думать, разговаривать было трудно. Появились мысли о том, что она тяжело больна и никогда не вылечится, навсегда останется такой, ничто хорошее ее в жизни не ждет. Возникла тревога, страх, беспокойство за будущее. Постоянно раздумывала, что ее ждет, как жить дальше. Лечилась в диспансере мелипрамином, но состояние не улучшилось. В таком состоянии была (в 11-й раз) стационирована в больницу им. П. П. Кащенко.

Психическое состояние. При поступлении больная тосклива, тревожна. С нетерпением ждет прихода врача в отделение. В волнении расхаживает по отделению, оборачиваясь на каждый стук двери. Во время беседы говорит громким, плачущим голосом. Сидит неспокойно, заламывает руки, с выражением отчаяния, тревоги на лице, смотрит на сидящих в кабинете врачей. Умоляет помочь ей быстрее выписаться из больницы, быстрее вернуться на работу. Жалуется на тоску. Говорит, что ее ничто не радует, окружающая обстановка не воспринимается, она потеряла способность переживать, воспринимать, все в ней мертво, голова тупая, памяти нет, во всем теле вялость. Ее волнует, как она будет жить дальше. Анализирует свою жизнь и приходит к выводу, что ничего хорошего ее в жизни не ждет, вся жизнь ее погибла, она не сможет работать. Жалуется на бессонницу. Отмечает, что особенно плохо чувствует себя по утрам, а вечером становится несколько легче. Обо всем этом говорит спокойно. На вопросы врача о ее состоянии и течении заболевания не отвечает, отсылает к отцу за анамнестическими сведениями, повторяет, что она все забыла. В отделении с больными не общается, держится обособленно от них. С тревожно-тоскливым выражением лица, со слезами на глазах молча расхаживает по отделению или сидит на месте, не принимая участия в разговорах окружающих больных. Укладывается в постель, но тут же снова встает и в волнении ходит из угла в угол. Увидев врача, бросается к нему, удерживает его около себя, тянет за халат, цепляется за руку, просит не уходить от нее. Снова и снова умоляет выписать ее на работу, там она быстрее поправится. Винит себя в том, что бросила работу, не смогла на ней удержаться. Получала лечение нозинаном до 120 мг в сутки, но стала лишь несколько спокойнее, менее навязчива к врачу, больше лежит в постели, но тоска, тревога, мысли о бесцельности существования остаются. После недельного перерыва было начато лечение сюрмантилом. Новое лечение воспринимала крайне недоверчиво и настороженно. Недовольным тоном выговаривает врачу, что ее нечего лечить этим лекарством, оно ей не поможет, настойчиво просит выписать ее домой, иначе она дисквалифицируется как педагог и не сможет работать. Б первые дни лечения сюрмантилом состояние остается без изменений, но с 8-го дня лечения состояние больной стало крайне изменчивым, даже на протяжении дня: то относительно спокойна, настроение снижено, но тревога незначительна, то настроение повышено, с оттенком восторженности, радостно улыбается, шутит, движения свободны, размашисты, то снова вяла, пассивна, молчалива и несколько тревожна. Такое изменчивое состояние (причем преобладало несколько подавленное, тревожное) длилось около недели. Затем отмечалось состояние подавленности, тревожности, но значительно в меньшей степени, чем при поступлении. Как и при поступлении больная мало доступна. О своих прошлых болезненных состояниях, о состоянии в данный момент ничего не рассказывает, отделывается общими формальными фразами. Склонна к диссимуляции своего состояния. Усиленно пытается доказать врачу, что она хорошо себя чувствует, что у нее хорошее настроение. Пытается при беседе с ним улыбаться, неестественно оживляется, но вместе с тем, с тревогой следит за выражением лица врача, отводит взгляд в сторону и замолкает при повторных вопросах о ее состоянии. Стремится все объяснить тяжелой сложившейся ситуацией у нее, тем, что она просто распустила себя. При повышении дозы сюрмантила до 325 мг в сутки состояние больной постепенно улучшилось. Уменьшилась подавленность, исчезла тревога, стала спокойнее, перестала настаивать на выписке. Последнюю неделю больная в повышенном настроении, оживлена, на лице часто улыбка. Словоохотлива, во время беседы живо жестикулирует. Общается с больными. Более охотно рассказывает о себе. Впервые удалось получить анамнестические сведения. Вместе с тем больная, при повышенном настроении, несколько вяловата, пассивна, бездеятельна. Ни с кем из больных не подружилась, пассивна, держится одиноко. Пребыванием среди психически больных особенно не тяготится. По родным не скучает. На вопросы о них спокойно и равнодушно ответила, что она их любит. В таком состоянии была выписана домой 15/II 1965 г. - через 2 с половиной месяца с момента поступления.

Дома находилась 8 месяцев. Все это время чувствовала себя хорошо. Настроение было даже несколько приподнятым. Была оживлена, бодра, активна. Вскоре устроилась на работу преподавателем в техникум. Успешно справлялась с работой, стала совмещать еще на полставки в школе. Работа нравилась, все было интересным. В свободное время много гуляла, каталась на лыжах, ходила в кино, но всегда в одиночестве, с подругами почти не встречалась. Первое время после выписки принимала поддерживающие Дозы сюрмантила, а затем находилась без лечения, однако, чувствовала себя хорошо. Регулярно приходила на консультацию к своему бывшему лечащему врачу. На консультациях выглядела очень оживленной, несколько восторженной, с лица почти не сходила улыбка, была говорлива.

Состояние стало ухудшаться с середины октября 1965 г. Нарастали вялость и слабость, стала быстро уставать, появились затруднения в работе, стала медлительной, нерасторопной, не успевала подготовиться к урокам, во время проверить домашнее задание. Появилась тревога, возникли опасения, что ее, как не справившуюся с работой, могут уволить. Однажды не вышла на работу в школу, где совмещала. Стала винить себя в этом, возникли тревожные опасения, что из-за ее пропуска можег что-то случиться, что ее уволят. Не выходила из дома, опасаясь, что может встретить своих учеников, перед которыми ей будет неудобно из-за своего прогула. Не находила себе места из-за тревоги. На уговоры родных кричала, просила оставить ее в покое. Начала вновь принимать сюрмантил по 75 мг в сутки, но состояние все больше ухудшалось, нарастала тревога и 3/ХI 1965 г. была вновь помещена в больницу им. П. П. Кащенко.

Психическое состояние. При поступлении больная растеряна, тревожна, на лице застыло недоумевающее, по-детски жалобное выражение. Широко открывает глаза. Всхлипывает. По лицу пробегает гримаса, что-то тихо шепчет. Прижимает руки к груди, теребит халат. Начинает плакать навзрыд, размазывая по лицу слезы. Тут же жалко улыбается. На предложение пойти в кабинет врача с отчаянием выкрикивает: «Да не хочу я ничего...». Однако, послушно идет за врачом. Движения замедленные. Останавливается, с растерянным выражением лица стоит некоторое время в одной позе, пока ее вновь не приглашают пойти в кабинет. С мольбой, недоумением и тревогой смотрит на врача. На вопросы не отвечает. Продолжает что-то тихо шептать. Удается разобрать: «Жалели... жалели... жал... жал... я же хорошо себя чувствовала». Неожиданно выкрикивает: «Не хочу жить, отравите меня»! Стонет, охает. Инструкции врача при соматическом осмотре выполняет правильно. Отмечается некоторое напряжение шейных мышц, пассивная подчиняемость при придании отдельных поз.

В отделении в первые дни неспокойна, ночами не спит, вскакивает, в страхе бежит к двери, снова укладывается в постель. Днем большей частью лежит без движения с закрытыми глазами, молча. Кормится с рук персонала. При обращении к ней открывает глаза, на лице появляется гримаса отчаяния, недоумения. По-детски капризна, заламывая руки, тяжело вздыхает, глядя с мольбой на врача. На вопросы не отвечает, лишь произносит отдельные невнятные фразы и слова: «Рая... Раечка... Мы... Я не хочу жить... а папа, мама живы...». Порой в тревоге озирается по сторонам, прислушивается. В один из дней рассказала врачу, что все вокруг смеются над ней, что-то говорят в ее адрес, указывая на потолок, говорят, что там кто-то о ней говорит, она слышит множество мужских: и женских голосов, которые бранят ее, заставляют покончить с собой. Спрашивает, что происходит вокруг, она не может разобраться в происходящем. Все вокруг странное, имеет к ней прямое отношение. Услышав чей-то посторонний разговор, показывает врачу: «Видите, опять про меня».

Консультация окулиста: глазодвигательных и зрачковых нарушений нет, глазное дно без патологии.

Консультация невропатолога. При осмотре особых жалоб не предъявляет. Раньше беспокоила головная боль в виде тяжести в голове при переутомлении.