Если психотические расстройства юношеского возраста интенсивно исследуются клинической психиатрией уже более века, а внимание к амбулаторной психической патологии акцентировано почти исключительно на пограничных нервно-психических заболеваниях в этом возрастном периоде, возникающих, в частности, в процессе вузовского обучения, то аффективные нарушения неглубокого, непсихотического уровня до настоящего времени еще ждут своего систематичного и разностороннего изучения. Достаточно сказать, что в единственной, очевидно, советской монографии, посвященной психическим заболеваниям у студентов (2), собственно аффективная патология, даже не упоминается, полностью растворившись, скорее всего, в «пограничных нервно-психических расстройствах». Между тем по некоторым эпидемиологическим данным аффективные расстройства в студенческой популяции достигают 20—30 % среди всех опрошенных (8), а суицидальные мысли, связанные с депрессией, в юношеском возрасте встречаются в 2 раза чаще, чем вообще в населении (7). В единичных работах, посвященных депрессиям в юности, речь идет либо о реактивных состояниях (1), либо о глубоких атипичных депрессиях у стационарных больных (3, 4). Причина того, что амбулаторные депрессивные больные в юности редко попадают в поле зрения психиатров, имеет и клинические, и социально-психологические корни. Во-первых, стертые депрессивные расстройства в большинстве случаев носят атипичный и «маскированный» характер и поэтому плохо распознаются. Во-вторых, при существующей системе специализированной психиатрической помощи обращение в диспансер и постановка на психиатрический учет с вытекающими отсюда социальными и профессиональными ограничениями наталкивается на естественный психологический барьер у непсихотического больного. В-третьих, как мы покажем ниже, у многих больных отсутствует осознание своего болезненного состояния как психического расстройства, и не только у самих больных, но и у их ближайшего окружения. Из сказанного с достаточной,, на наш взгляд, очевидностью вытекает, что исследование и разрешение проблемы амбулаторных аффективных расстройств юношеского возраста невозможно без внедрения психиатрической помощи в первичное звено медицинского обслуживания — в общесоматические и, в частности, студенческие поликлиники.

Наш опыт работы в такой поликлинике при одном из крупнейших технических вузов Москвы показывает, что амбулаторная психическая патология составляет около 80 % всей психиатрической заболеваемости среди студентов, а амбулаторные депрессии 64 %.

Несколько слов о методе отбора. Отсутствие четких и однозначных клинических критериев разграничения депрессий циклотимного и психотического уровня заставляет при разделении материала руководствоваться в достаточной мере формальным признаком применения или неприменения стационарного лечения, признака, обусловленного не только психопатологическими особенностями состояния, но и рядом социальных и личностных факторов. Но этот признак обладает несомненным достоинством однозначности и недвусмысленности толкования вне зависимости от клинических установок того или иного исследователя.

Таким образом, речь идет о ИЗ больных (88 м. и 25 ж.) в возрасте от 17 до 25 лет. Существенное преобладание мужчин, очевидно, связано со спецификой вуза, в котором учится гораздо больше юношей, чем девушек. Наиболее частыми (у 60 больных — 48 м. и 12 ж.) оказались особые астенические субдепрессии с ведущими расстройствами интеллектуальной деятельности, известные в литературе под названием «юношеской астенической несостоятельности» (5, 6). Не останавливаясь подробно на литературных данных, укажем лишь, что эти состояния описывались преимущественно анамнестически у стационарных больных, перенесших острые психозы. Феноменологически авторы считают эти состояния идентичными «чистому дефекту», но всегда обратимыми. При этом по существу в стороне остался аффективный компонент синдрома. То, что эти состояния не являются исключительной прерогативой юношеского возраста, показывает обнаружение их нами у сотрудников вузов в различных возрастных периодах, включая инволюционный, но эти случаи в данное сообщение не включены.

Основным дезадаптирующим расстройством у студентов является затруднение в усвоении нового учебного материала вследствие неспособности концентрации мыслей, их непроизвольной отвлекаемости, несмотря на активные попытки сосредоточиться. Этот феномен оказывается, очевидно, фундаментальным, он присущ всем без исключения больным. Важно, что речь всегда идет о внутренней отвлекаемости, не связанной с внешними явлениями и в то же время не вызванной наличием доминирующей мысли, вытесняющей актуальное восприятие и усвоение. Это расстройство носит непроизвольный и неуправляемый характер, порой посторонние мысли воспринимаются как насильственное вторжение, т. е. субъективно уже могут принимать характер идеаторного автоматизма.

Следующим по частоте симптомом идеаторного нарушения является затруднение понимания вообще, утрата понимания смысла. Больные, слушая или читая, понимают отдельные слова, фразы, но неспособны уловить их логическую взаимосвязь и соответственно понять целое, т. е. происходит нарушение высшего познавательного синтеза.

Менее часто встречаются «малые идеаторные автоматизмы» типа «обрывов» мыслей, «отключения» мыслей, параллельности, хаотического движения и переплетения мыслей вплоть до полной неспособности к речевому контакту. Эти явления менее постоянны, чаще носят пароксизмальный характер, особенно в ситуациях, требующих быстрой сообразительности и имеющих повышенную мотивацию (экзамены), но могут возникать и в нейтральной обстановке. Сюда же относятся и припадки Клооса различной степени выраженности. Как правило, пароксизмальные расстройства мышления сопровождаются выраженным аффектом тревоги и страхом утраты разума, при этом возникает потребность в немедленном движении, т. е. развивается состояние, близкое к раптоидному.

Из расстройств интеллекта следует также отметить не столь часто встречаемые нарушения памяти — как запоминания только что усвоенного материала, так и воспроизведения ранее выученного. Трудность в основном состоит в невозможности логически связать всплывающие в памяти отрывочные фрагменты, выстроить их в логическую цепь. Т. е. речь идет не об истинной амнезии, а о расстройстве ассоциативного процесса.

Динамика указанных нарушений в связи с интеллектуальной нагрузкой может быть разной. Они могут возникать в самом начале работы, могут носить характер истинно астенических, нарастая с утомлением, но все же у большинства больных отмечается определенное улучшение умственной работоспособности в вечернее время, что прямо связано с общей закономерностью колебаний активности в течение суток, с динамикой энергического симптомокомплекса.

Точнее его следует обозначить как анергнчсски-астенический, поскольку здесь в тесном переплетении взаимодействуют снижение активности, энергии, повышенная умственная и физическая утомляемость с редукцией побуждений, интересов, желаний. Причем степень выраженности этих расстройств у разных больных колеблется от легкой адинамии с ощущением усталости, некоторым пригасанием интереса к учебе, развлечениям до ощущения полного физического бессилия, глубокой апатии, безразличия, резкой непереносимости даже незначительных физических нагрузок с появлением головных болей, головокружений, полного мышечного расслабления. Физический компонент астении зачастую выражен не менее значительно, чем психический, а у некоторых больных и доминирует. Приблизительно в равной пропорции встречаются гипестетический и гиперестетический варианты астении, причем и тот, и другой болезненно переживаются. Больные говорят о непонятном изменении своего характера, появлении странного безразличия или, наоборот, несвойственной им раздражительности, нетерпимости вплоть до приступов злобы и словесной агрессии. Адинамия носит, как правило, глубокий характер. Больные чувствуют себя личностно измененными, «неузнаваемыми», утратившими внутреннюю энергию, импульсы, побуждения, измененными физически — слабыми, усталыми. В редких случаях адинамия равномерна в течение суток, чаще она колеблется с ухудшением в первую половину дня или, что менее характерно, во вторую. Но и в последнем варианте к позднему вечеру активность, как правило, нарастает. Практически всем больным свойственны выраженные нарушения сна, в первую очередь, засыпания, затруднение которого сопровождается неуправляемым потоком неприятных мыслей с характером ментизма. Длительный сон не уменьшает утренней вялости и разбитости. В единичных случаях ночной сон не нарушен, но сонливость держится и в течение всего дня.

Присущим большинству больных расстройством являются патологические телесные ощущения, прежде всего тягостные цефалгии сдавливающего или распирающего характера, усиливающиеся при умственном или физическом напряжении, иногда сопровождающиеся тошнотой, внутренними головокружениями, порой причудливые— с ощущением шевеления, жара и т. д. Менее характерны кардиалгии, боли в груди, еще реже — в животе, мышцах спины, конечностей. У некоторых по ночам возникают неприятные ощущения в ногах — т. н. «симптом беспокойных ног». Относительно нечасты деперсонализационно-дереализационные в узком понимании термина расстройства, в том числе психическая анестезия, но без элемента болезненности.

Все эти феномены говорят о витальном нарушении эффективности, которое, скрытое за фасадом описанных многообразных расстройств, распознается, как правило, с трудом, но присутствует у всех больных, хотя редко осознается ими. Несмотря на слабую выраженность и субъективную неактуальность собственно тимических расстройств, они, на наш взгляд, имеют кардинальное значение для квалификации синдрома и адекватной терапевтической тактики. Если рассмотреть в этом аспекте весь массив больных, то аффективная симптоматика может быть расположена в непрерывном ряду, на одном полюсе которого выявляется общее чувство витальной измененности с вялостью, приглушением эмоций, мыслями о собственной несостоятельности, бесперспективности будущего, с утренней подавленностью, душевной тяжестью, иногда вплоть до физического ощущения, реже с определенно выраженной витальной тоскливостью, а на другом — значительное внутреннее беспокойство, тягостное и безмотивное, достигающее эпизодами состояний, близких к тревожному раптусу. Наиболее часты состояния первого типа (35 больных), реже второго (13 больных), а в 1/5 части случаев они носят смешанный характер с преобладанием либо подавленности и апатии (7 больных), либо тревоги (5 больных). Из соматовегетативных компонентов депрессивного синдрома наиболее часто выявляются сосудистые расстройства в виде колебаний артериального давления, отмечаются также тахикардия, приступы диспноэ и в единичных случаях ряд других, иногда с нестойкой ипохондрической, в основном кардиофобической настроенностью. Обращает на себя внимание диссоциация между депрессивным, депримированным или тревожным обликом больных и отсутствием жалоб на расстройство настроения или даже его отрицанием. Если же больные и говорят о плохом настроении, то исключительно как о личностной реакции на собственную измененность и в особенности на тяжелую учебную ситуацию, возникшую в связи с их интеллектуальной несостоятельностью. Тем не менее выясняется, что общее изменение витального тонуса и настроения происходит чаще всего до развития выраженных расстройств мышления, что начинается болезненное состояние с чувства усталости, беспричинной подавленности или тревожности, нарушений сна, сенестоалгий, на фоне которых прогрессируют и постепенно занимают довлеющее место нарушения интеллектуальной деятельности.

Вообще отношение больных к своему состоянию двойственно и неоднозначно. У них практически всегда отсутствует сознание болезни как патологического процесса, чуждого их психической и физической сущности. И ими самими, и их близкими эти состояния трактуются как усталость вследствие психоэмоциональных перегрузок, а порой как лень, проявления дурного характера и т. п. В этом одна из главных причин обращения к врачу спустя значительные сроки от начала заболевания — через месяцы, а при длительных, затяжных состояниях — даже через годы. В то же время у всех почти больных присутствует выраженное чувство собственной измененности, необычности своего самочувствия. Многие из них пытаются улучшить его с помощью различных физических упражнений, созданием особого режима дня, приемом снотворных, общеуспокаивающих или тонизирующих средств и т. п. Как внезапные приступы или постоянно существует страх утратить разум, память, перестать соображать совсем и навсегда. Отсюда возникают идеи о необходимости разгрузиться от интеллектуального труда, уйти в армию или на производство. Порой больные так и поступают, но все же чаще приходят к врачу с просьбами об академическом отпуске уже при запущенной учебе, угрозе отчисления из института. И в этих случаях социореабилитационная роль психиатра не менее важна, чем психотерапевтическая и лекарственная помощь.

Для краткосрочного прогноза важно, что в большинстве случаев эти состояния носят четко очерченный характер и длятся в среднем 2—3 месяца. Лишь у единичных больных они приобретают затяжной и даже хронический характер. Они почти всегда хорошо поддаются амбулаторной терапии, позволяющей при ее своевременном назначении достаточно быстро добиться улучшения. Терапевтическая тактика базируется на квалификации синдрома как атипичной субдепрессии с преобладанием либо адинамии и подавленности, либо тревоги. Как показал наш опыт, наиболее адекватной оказывается комбинация из седативного или стимулирующего антидепрессанта (либо их сочетания) с транквилизатором и нейролептиком типа стелазина или этаперазина.— все в минимальных дозах. На втором этапе целесообразно добавление ноотропов с их мягко активирующим и антирелаксирующим действием. Такой подход позволяет проводить лечение, не отрывая больного от учебного процесса или освобождая его от занятий лишь на минимальный срок в самом начале курса лечения.

Мы не будем здесь подробно останавливаться на проблеме нозологической дифференциальной диагностики, укажем лишь, что в отношении описанных состояний она на сегодняшний день разрешима еще далеко не в полной мере. Анализ симптоматики, а также динамики заболевания, в частности, сезонная закономерность возникновения приступов, появление состояний противоположного знака — гипоманиакальных, наличие у большинства больных доманифестных психопатологических эпизодов сходной или другой структуры, всегда амбулаторных и преходящих, позволяет в основной части случаев диагностировать эндогенные заболевания — циклотимию и вялотекущую шизофрению. Лишь у единичных больных можно говорить об астеническом неврозе или реактивной субдепрессии. У многих эндогенных больных диагноз пока остается дифференциальным, и требуется дальнейшее наблюдение для выработки достоверных клинических и психопатологических дифференциально-диагностических критериев данных состояний.

Следующими по частоте являются сенестоипохондрические субдепрессии (15 больных, только юноши). У 7 больных ипохондрия имеет кардиофобическое содержание, у остальных она разнообразна по тематике, которая диктуется локализацией патологических ощущений. При всей типичности синдрома, описанного в многочисленных литературных источниках, он все же имеет у исследованной возрастной группы ряд особенностей психопатологии и динамики.

Весь сложный симптомокомплекс в каждом отдельном случае может быть разделен на два ряда симптомов: собственно сенестоипохондрический, включающий патологические ощущения, реакцию личности на них и их болезненную трактовку, и затем многообразную общую психопатологическую симптоматику, затрагивающую аффективную, энергетическую, идеаторную и двигательную сферы. Сенестопатии чрезвычайно разнообразны вообще и неоднозначны у отдельного больного. Они колеблются по интенсивности, выраженности алгического компонента, при наличии предпочтительной локализации они постоянно мигрируют (например, перемещаясь из области сердца в правую половину грудной клетки, из живота в голову и т. д.), но можно отметить фундаментальный признак при их наименьшей выраженности — это ощущение чего-то постороннего, мешающего, лишнего в той или иной области, вызывающего чувство неудобства, стремление к изменению положения тела или какой-то его части. Они многообразны по перцепторной сложности: от элементарных ощущений до необычайно сложных, многокомпонентных, вычурных, с трудом поддающихся описанию. Каждому из больных присущ преимущественно более или менее сложный характер болезненных ощущений. Реакция на них — всегда аффект страха, сила которого зависит не от интенсивности или других характеристик сенестопатий, а от динамики заболевания. Как правило, наиболее интенсивен страх в дебюте, при новизне сенсаций, а с течением времени он постепенно сглаживается, уступая в определенной мере место интеллектуальной переработке и борьбе больного с собственным состоянием.

Собственно ипохондрическая симптоматика у разных больных колеблется от ипохондрической настроенности без определенной трактовки до тяжелой нозомании, не корригируемой психотерапевтически. И глубина ипохондрии связана, в первую очередь, с динамикой заболевания: чем четче приступообразность, очерченность болезненных эпизодов, тем меньше склонность к формированию определенной ипохондрической идеи; чем больше тенденция к затяжному, хронифицированному течению, тем больше вероятность формирования ипохондрического бреда. Все же большинству больных присущи ипохондрические предположения, сомнения, но не ипохондрическая уверенность. Еще характерный признак: существование наряду с соматической ипохондрией опасений за свое психическое здоровье, страх психической катастрофы, утраты разума и т. п.

Из общей психопатологической симптоматики на первом месте стоит депрессивная: чаще тревожная, реже астеническая, адинамическая, еще реже меланхолическая. Она возникает до появления сенсаций, существует наряду с ними и вне сенестопатических эпизодов, определяет общий модус существования больных, их функционирования, взаимоотношений с окружающим миром. Важно отметить, что «обучаясь» своей болезни, фиксируясь на самонаблюдении, больные совершенно четко отмечают, что появлению сенестопатического приступа всегда предшествует углубление депрессивного аффекта, вслед за чем возникает мысль о возможном заболевании и лишь затем появляются болезненные ощущения. Для многих больных на фоне текущего болезненного состояния характерны расстройства интеллектуальной деятельности в принципе такого же характера, что были описаны у предыдущей группы больных, усиливающие их учебную дезадаптацию и порой включающиеся в ткань ипохондрической трактовки.

Описывая предыдущую группу больных с атипичными субдепрессиями, мы обращали внимание на возможность ипохондрической настроенности у некоторых из них. В принципе и в той, и во второй группе речь идет об одном и том же наборе симптоматики (депрессивной, сенестопатической, астенически-энергической, сомато-вегетативной и т. д.), а дифференцировка возможна за счет акцентов на тех или иных расстройствах. У единичных больных трудно было без некоторого упрощения решить вопрос об отнесении их в ту или иную группу. Этот факт является еще одним аргументом в пользу трактовки «юношеской астенической несостоятельности» именно как депрессивного синдрома.

Что касается течения заболевания при сенестоипохондрических субдепрессиях, то здесь следует отметить большую тенденцию к затяжным, порой многолетним приступам, особенно при некардиофобичсских ипохондриях, к волнообразности, а не четко очерченной приступообразности. Кардиофобические ипохондрии более ремиттирующие, но и при них приступы редко ограничиваются периодами в 2—3 месяца. Важно, что очень быстро происходит формирование ипохондрической личности, застревающей на своих ощущениях, вязкой и обстоятельной в изложении жалоб, сохраняющей подспудную ипохондрическую настроенность даже в периоды полного благополучия. Речь идет, естественно, о непосредственном наблюдении в течении 1—2 лет, дальнейшие катамнезы покажут, какова динамика этого вида юношеских субдепрессий. Нозологическая оценка по сравнению с первой группой менее затруднительна.

Обычно речь идет о циклотимном или шизофреническом процессах, однако точная дифференцировка между ними возможна не во всех случаях. Лишь у 1 больного можно предположить вегетоневроз (астения и повышение артериального давления на фоне длительного переутомления).

Сенестоипохондрические субдепрессии хорошо поддаются амбулаторной терапии седативными антидепрессантами в сочетании с транквилизаторами и антибредовыми нейролептиками, но по сравнению с первой группой требуются более высокие дозы, более сильные транквилизаторы (в частности, при кардиофобиях хорошо проявляет себя феназепам) и более длительное лечение, во многих случаях непрерывное с седативной терапией даже в ремиссиях. Как и характерно для больных «маскированными» депрессиями, они почти никогда не попадают к психиатру в начале заболевания, а предварительно проходят длительные этапы обследования и лечения у врачей самых разных специальностей.

У 14 больных (9 м. и 5 ж.) отмечены субдепрессии с психогенным содержанием переживаний. Наиболее часто (в 5 случаях) роль психогении играет утрата сексуального партнера. У 3 больных— переживания, связанные с возникшим по разным причинам отставанием в учебе с угрозой провала сессии и отчисления. У остальных психогенные факторы самые разные. По клинике психогенные состояния отвечают общеизвестным критериям. По характеру депрессивного аффекта это чаще слезливые депрессии, затем тревожные и редко с истинной подавленностью. Они сопровождаются расстройствами сна, аппетита, затруднением усвоения вследствие вытеснения восприятия кататимными переживаниями, которые порой принимают навязчивый характер.

Существенно то, что у всех этих больных обнаруживается патологическая почва, очевидно, способствующая психогенной депрессивной декомпенсации. Чаще всего это психопатия истерического круга с достаточной компенсацией до актуальной психогении. У 3 больных можно было говорить о «депрессии почвы». У 1 больного можно было предположить псевдопсихопатию шизоидной структуры, сформировавшуюся после стертого пубертатного шуба и затруднявшую адаптацию к коллективу и учебным нагрузкам. Для лечения обычно достаточно транквилизаторов, редко приходится добавлять седативные антидепрессанты. Естественно, большую роль играет психотерапия, а также психосоциальная коррекция с устранением психогенного фактора или смягчением его действия с помощью социальных мероприятий.

Следующая группа (22 больных— 16 м. и 6 ж.) является в определенном смысле сборной как в психопатологическом, так и в нозологическом плане. Речь идет о различных субдепрессиях (астенических— у 15 больных, адинамических — у 6 больных, тревожно-меланхолической — у 1 больного), циклотимных, шизофренических, органических и соматогенных, в структуре и клинической динамике которых нам не удалось выявить каких-либо существенных отличий от хорошо известных во взрослой клинике картин. Здесь такие же синдромальные и нозологические дифференциальные трудности. Можно отметить, пожалуй, лишь одну особенность: редкость относительно простых синдромов. Чаще всего картина субдепрессии оказывается психопатологически полиморфной, когда помимо собственно аффективного симптомокомплекса присутствуют и сенестоалгии, и различные расстройства мышления, в том числе типа малых идеаторных автоматизмов, и ипохондрическая настроенность, и сверхценные, к примеру, дисморфофобические образования, и зачастую массивная сомато-вегетативная симптоматика (в первую очередь, колебания артериального давления, затем беспричинные подъемы температуры, расстройства со стороны пищеварительной системы — всякого рода дискинезии и др.), «маскирующая» психические расстройства и приводящая к длительным обследованиям и лечению у различных специалистов. Для всех синдромов характерно четко очерченное приступообразное (фазное) течение, чаще всего с сезонной закономерностью.

Следует обратить внимание еще на один момент, порой затрудняющий своевременное распознавание этих субдепрессий. Витальная астенизация при эндогенных субдепрессиях в осеннее и весеннее время сопровождается, очевидно, большей подверженностью интеркуррентной патологии, поскольку именно в это время пациенты начинают необычно часто болеть преимущественно простудными заболеваниями, что приводит к трактовке их общего плохого самочувствия как следствия перенесенных аденовирусных инфекций. Однако при тщательном сборе анамнеза и при хорошем самоотчете пациентов достоверно устанавливается, что все эти риниты, трахеобронхиты, тонзиллиты и т. п. возникают уже на фоне развившейся астенической или адинамической субдепрессии, не обратившей поначалу на себя внимание вследствие слабой выраженности симптоматики. В данном случае речь идет о явлении, которое мы называем «соматопсихическим синергизмом» и подробно опишем в следующем сообщении.

Указанные субдепрессии хорошо поддаются фармакотерапии небольшими дозами антидепрессантов, сочетаемых при необходимости с транквилизаторами. Полезно проявляют здесь себя ноотропы, которые в наиболее легких случаях могут скомпенсировать состояние без дополнительных назначений.

Наконец, у 4 больных (2 м. и 2 ж.) речь шла о достаточно типичных витальных депрессиях и депрессивно-бредовых состояниях. Своевременное назначение лечения позволило довольно быстро снять психопатологическую симптоматику и избежать стационирования.

Таким образом, возможно сделать некоторые предварительные выводы. Депрессивные расстройства являются преобладающим видом психопатологии юношеского возраста, причем наиболее часты амбулаторные депрессии. Именно для юношеского возраста характерен особый вид атипичных астенических субдепрессий с преобладающими интеллектуальными расстройствами, известный под названием «юношеской астенической несостоятельности». Именно этот вид субдепрессии хуже всего распознается как болезненное состояние и служит наиболее частой причиной учебной дезадаптации у студентов. По своей природе юношеские субдепрессии чаще всего эндогенны и развиваются у больных, уже переносивших в детском или пубертатном возрасте психопатологические расстройства. Юношеские субдепрессии в подавляющем числе случаев атипичны за счет малой глубины собственно депрессивного аффекта, за счет психопатологического полиморфизма состояния, выраженного сомато-вегетативного сопровождения, создающего зачастую картину «маскированной депрессии». У юношей в субдепрессивных состояниях чаще всего отсутствует сознание болезненности своего плохого самочувствия при одновременном понимании его необычности и переживании собственной измененности. Юношеские субдепрессии в большинстве случаев хорошо поддаются психофармакотерапии антидепрессантами, транквилизаторами, нейролептика-ми и ноотропами в небольших дозировках, что позволяет избежать выраженных побочных действий и у большинства студентов проводить лечение, не отрывая их от учебного процесса. Исходя из клинических особенностей юношеских амбулаторных депрессивных состояний, а также учитывая существующую структуру специализированной психиатрической помощи, следует заключить, что своевременное выявление и адекватная лечебная и социореабилитационная помощь студентам с амбулаторной депрессивной патологией возможна лишь при организации психиатрической службы непосредственно в первичном звене медицинского обслуживания студентов — в студенческих поликлиниках и студенческих отделениях при общесоматических поликлиниках. Помимо проведения непосредственной диагностической и лечебной работы, такая служба позволит осуществлять широкую медико-просветительскую работу среди студентов, преподавателей и администрации вуза с целью разъяснения необходимости своевременного обращения студентов к поликлиническому психиатру, даст возможность использовать студенческие профилактории для лечения по методу полустационара без отрыва от учебного процесса. Психиатрическая служба в студенческой поликлинике позволит использовать широкий комплекс социореабилитационных мероприятий с участием администрации и общественных организаций вуза при учете его конкретной производственной специфики. Наконец, возможность лечиться у психиатра в поликлинике должна в значительной мере устранить тот психологический барьер, который препятствует обращению студентов в специализированные психиатрические учреждения.

103

ЛИТЕРАТУРА

1. Кельмишкейт Э. Г. Особенности ситуационно-дистимических реакций у студентов. В кн.: Сравнительно-возрастные аспекты нервных и психических заболеваний. (Тезисы докладов). Свердловск, 1982, с. 22—23.

2. Красик Е. Д., Положий В. С., Крюков Е. М. Нервно-психические заболевания студентов. Томск, 1982, 116 с.

3. Орлова В. А. К вопросу о т. н. состояниях юношеской астенической несостоятельности. В кн.: Нарушения нервной системы и психической деятельности при соматических заболеваниях. М., 1979, с. 294—296.

4. Цуцульковская М. Я., Орлова В. А. К вопросу о дифференциации состояний т. н. юношеской астенической несостоятельности. В кн.: Материалы I съезда невропатологов, психиатров и нейрохирургов Армении. Ереван, 1980, с. 431—435.

5. Glatzel J. Periodische Versagenzustande im Vorfeld schizophrenen Psychosen.— Fortschr. Neurol. Psychiat., 1968, 36, 9, 509—526.

6. Glatzel J., HuberG. Zur Phanomenologie eines Typs endogener juvenil-asthenischer Versagensyndrome.— Psychiat. clin. (Basel), 1968, 1, 1, 15—31.

7. Gо1beгg E. L. Depression and suicide ideation in the young adult.— Amer. J. Psychiat., 1981, 138, 1, 35—40.

8. Sсhuсkit M. A. Prevalence of affective disoders in a sample of young men.—Amer. J. Psychiat, 1982, 139, 11, 1431—1436.

РЕЗЮМЕ

На материале психиатрического приема в студенческой поликлинике показано, что субдепрессивные состояния являются преобладающим видом амбулаторной психической патологии среди студентов. Наиболее часто встречаются атипичные астеноадинамические субдепрессии с ведущими расстройствами интеллектуальной деятельности, а также сенестоипохондрические субдепрессии. Выделены психопатологические особенности субдепрессивных состояний, характерных для юношеского возраста, указаны основные принципы синдромальной дифференциальной диагностики и психофармакотерапии. Показано, что субдепрессивные состояния в большинстве случаев имеют эндогенную природу. Обсуждаются вопросы организации психиатрической помощи студентам с целью своевременной диагностики, адекватного лечения амбулаторных депрессий и предотвращения учебной дезадаптации.