Гаррабе Ж. ‹‹История шизофрении››

Послесловие автора к русскому изданию

Прежде всего, я должен поблагодарить профессора М. М. Кабанова из Психоневрологического института имени В. М. Бехтерева в Санкт-Петербурге — инициатора перевода на русский язык книги «История шизофрении», которую я опубликовал в Париже в 1992 году. При подготовке книги к русскому изданию меня спросили, не хочу ли я по этому случаю изменить свой текст или обновить его, включив данные, появившиеся в течение последнего десятилетия. Я предпочел, чтобы это был тот же самый французский текст, за исключением исправления мелких ошибок или типографских опечаток, переведенный на русский язык, дабы позволить читающим на этом языке получить точное представление о истории шизофрении, которую я дал тогда. Зато в этом послесловии я бы хотел дать небольшую информацию о том, как психиатрическая историография развивалась после 1992 года. Поэтому я процитирую некоторые последние работы и статьи, близкие или, наоборот, удаленные от моего способа мышления, которые могут в сумме дополнить библиографию издания 1992 года.

Необходимо подчеркнуть, что, кажется, имеет место возвращение к исследованию исторического формирования понятия шизофрении — подход, который казался практически отброшенным в восьмидесятые годы. Классификация Американской Психиатрической Ассоциации (DSM-III) просто констатировала, что «границы понятия шизофрения неопределенны», и упоминала трех авторов E. Kraepelin, E. Bleuler, K. Schneider, которые пытались дать определение этого понятия, не помещая их труды в историческую перспективу и, таким образом, не показывая, как это понятие эволюционировало в зависимости от научного, философского и культурального контекста.

Малосведущий читатель этой классификации мог бы подумать, что глава о «деменции прекокс» 6-го издания Руководства Крепелина 1899 г. написана в одно время с соответствующей главой «Клинической психопатологии» Курта Шнайдера, вышедшей после Второй мировой войны, в которой появилось понятие симптомов первого ранга, — тогда как их разделяет много лет. При отсутствии исторической перспективы трудно понять, в чем состоит новизна парадигмы — шизофрении, если употребить термин, предложенный американским эпистемологом T. Kuhn, введенной в обращение перед Первой мировой войной Эйгеном Блёйлером, благодаря зарождавшемуся тогда психоанализу. Эти истоки понятия шизофрении продолжают оставаться забытыми или игнорируются и в наши дни. Поэтому мы напомним, что сам S. Freud писал в 1914 г. в обзоре истории психоаналитического движения: «Блёйлер показал, что возможно объяснить целый ряд чисто психиатрических случаев вмешательством процессов, подобных описанным в психоанализе для объяснения сновидений и неврозов («Фрейдовские механизмы»), a C. Jung с успехом применил метод аналитической интерпретации к наиболее странным и непонятным явлениям, продемонстрировав, что подобные феномены имели свое начало в жизни и опасениях больных. Начиная с этого момента, для психиатров становится невозможным продолжать игнорировать психоанализ. Великий труд Блёйлера о шизофрении /1911/, в котором рассматриваются на одном уровне психоаналитические и клинико-систематические аспекты, окончательно обеспечил успех».

Поэтому мне казалось невозможным, придерживаясь строго исторической точки зрения, говорить о шизофрении в прямом смысле до трудов Юнга и Блёйлера. Это мнение разделяют не все авторы. Например, в коллективном труде «Понятие шизофрении», опубликованном в Соединенных Штатах под руководством Howells, авторы придерживаются точки зрения, очень удаленной от моей, поскольку они считают, что можно говорить о шизофрении задолго до Блёйлера и распознать в клинических картинах, описанных в древности, состояния «деменции прекокс». Также и профессор G. Lanteri-Laura недавно редактировал изданную в Париже «Историю шизофрении», которая принимает эту точку зрения, восходя к гиппократовской медицине. Однако в «Историческом очерке хронических делириев и шизофрении», обновленном в 1996 г. для раздела о психиатрии в Медико-хирургической энциклопедии, G. Lanteri-Laura и P. Tevissen выдвигают концепцию, гораздо более близкую к представленной в моей собственной «Истории шизофрении», которую они, между прочим, упоминают в своих библиографических источниках. Можно заметить, что эти два автора, как это постоянно бывает у всех франкоязычных авторов, отводят, в особенности с исторической точки зрения, для шизофрении отдельное место в составе группы хронических бредовых состояний. Это особенно хорошо заметно в труде моего учителя Henri Ey по проблеме именно хронических делириев и шизофрении, о котором я скажу ниже несколько слов в связи с недавним переизданием его трудов по этому вопросу, которое я только что представил читателям /4/.

Если предпослать истории шизофрении как таковой главу о том, что ей предшествовало, т. е. о «деменции прекокс», как я сам это сделал, то следует задать себе несколько вопросов. Во-первых, связано ли описание Benedict Augustin Morel «деменции прекокс», а гебефрении и кататонии — авторами Кёнигсбергской школы K. Kahlbaum и E. Hecker, в середине XIX-го века, с фактом, что эти состояния проявились в эту эпоху. Или они существовали уже ранее, но не были распознаны первыми психиатрами. Для того чтобы дать утвердительный ответ на первую посылку этой альтернативы, доходили до выдвижения удивительной гипотезы о появлении в Западной Европе таинственного вируса, разнесенного армиями Наполеона по всему миру! В таком случае, никто не знает, как вирусная эпидемия «деменции прекокс» могла охватить страны, в которые эти армии никогда не вторгались. Что касается нас, то мы более серьезно полагаем, что это культурная революция периода романтизма, радикально видоизменяя концепцию индивидуальной психической жизни и взаимоотношений человека с окружающим миром, позволила психиатрам XIX-го века углубить их исследования и распознать патологические состояния, отмеченные более или менее глубокими расстройствами, и того, и другого. Я имел возможность в 1998 г. обратиться к условиям рождения, начиная с «деменции прекокс» B. A. Morel, понятия шизофрении в книге «Чтение для народа» /6/, посвященной памяти профессора Yves Pelicier /1926-1997/. Я там ссылаюсь на то, что писал по этому поводу Gregory Zilberg /1890-1959/. И хотя опубликовал он свой труд «История медицинской психологии», ставший классическим в этом жанре, в 1941 году в Нью-Йорке, я не забываю, что родился он в Санкт-Петербурге и начинал свою карьеру как исследователь в Институте Бехтерева. Вот почему я упоминаю этот источник в данном переводе на русский язык /20/. Вопрос появления в 6-м издании /1899/ Руководства Эмиля Крепелина понятия «деменция прекокс» мало изучен с исторической точки зрения. Во время проведения XI-го Всемирного конгресса психиатров в августе 1999 г. столетию этого издания был посвящен симпозиум, но его не обсуждали с этой точки зрения. Симпозиум, тем не менее, был организован Международным Крепелиновским Обществом для того, чтобы отметить, что это издание сделало из автора «Трактата» основателя современной научной психиатрии /21/.

Эйген Блёйлер в 1911 г. осторожно озаглавил свою знаменитую книгу «Деменция прекокс или группа шизофрении», поставив на первое место название, принятое его предшественником для обозначения того, что он сам рассматривает не как единое заболевание, но как группу психозов. Выбор для его обозначения нового общего наименования, которое, к тому же, является неологизмом, хорошо иллюстрирует, что дело касается новой парадигмы. Как мы сказали, Фрейд считал, что с этого момента психиатрия должна принимать во внимание психоанализ. Несомненно поэтому, когда сегодня выражается желание отказаться от блёйлеровской концепции, то предлагают принять новое наименование. Этот вопрос поднимали наши японские коллеги на XI Всемирном конгрессе в Гамбурге, тем более что транскрипция в китайских идеограммах «seishin bounret su-byo», по их мнению, усиливает эффект стигматизации этого диагноза /22/.

Значение термина «шизофрения» в труде Блёйлера сегодня лучше понятно французским психиатрам после того, как, наконец, был опубликован полный его перевод на французский язык, но только лишь в 1993 г., через год после выхода в свет моей «Истории». Авторы предисловия к этому переводу отводят Блёйлеру место в истории психиатрической классификации. За текстом Блёйлера следует текст Анри Эя «Концепция Эйгена Блёйлера», который мы включили в сборник трудов нашего учителя о шизофрении, о котором мы будем говорить далее.

Работа C Jung «О психологии Д. П.» («деменция прекокс»; 1907), упоминаемая в библиографии Блёйлера, также была переведена на французский язык, но этот перевод еще не опубликован. Переводчик, д-р Marc Geraud собирается опубликовать статью по теме «Диссоциация в трудах Юнга, особенно в его диссертации на степень доктора медицины» в первом номере журнала «Психиатрическая эволюция» за 2000 год/11/.

Знаменитая диссертация Сабины Шпильрейн «О психологическом содержании одного случая шизофрении (деменция прекокс)» /1911/, в котором впервые изучается шизофрения, а не деменция прекокс, также была переведена на французский язык. Большие выдержки из этого перевода были опубликованы в первом номере «Психиатрической эволюции» за 1995 г., целиком посвященном Сабине Шпильрейн. Эта монография включает в себя и другие статьи, позволяющие вновь открыть этого русского психоаналитика, давно несправедливо забытого в истории шизофрении. Я лично представлен там статьей «Сабина Шпильрейн: рождение шизофрении /1905-1912/» /5/. Я показываю, каким образом тогда совершалась подлинная научная революция в понимании Thomas Kuhn путем замены господствовавшей в психиатрии клинической крепелиновской парадигмы — «деменция прекокс» — на господствующую ныне в психиатрии психопатологическую блейлеровскую парадигму — «шизофрения». Под пером норвежского писателя Karsten Alnaes Сабина Шпильрейн стала героиней «исторического романа» «Сабина», бестселлера, который сделал известной ее романтическую жизнь во всем мире /1/.

Как мы уже сказали, роль психоанализа в изменении парадигмы всегда игнорировалась некоторыми историками. Так, симпозиум «История шизофрении: этиология, диагноз и лечение», организованный во время проведения XI Всемирного Конгресса психиатров в Гамбурге, изучает эту историю, только начиная с открытия в 1952 г. Jean Delay /1907-1987/ и Pierre Deniker /1917-1998/ терапевтического эффекта на шизофреническую симптоматику продолжительного лечения нейролептиками /22/. Это контрастирует с другим симпозиумом на том же Конгрессе, посвященном «психотерапии шизофрении с психодинамической точки зрения», на котором, между прочим, выступали, главным образом, немецкоязычные аналитики.

Как уже упоминалось, мы опубликовали в 1996 г. под заглавием «Шизофрения. Клинические и психопатологические этюды» /4/ сборник статей, которые Henri Ey, основатель и первый генеральный секретарь Всемирной Психиатрической Ассоциации, посвящал в течение половины столетия этой группе психозов. Мы не смогли, учитывая количество и важность, прокомментировать их все в «Истории шизофрении», как это сделали в предисловии к вышеупомянутому сборнику. В дальнейшем нами были развиты некоторые из идей, выдвинутых в этом предисловии, в другой книге — «Анри Эй и современное психиатрическое мышление» /8/. Поскольку книга «Шизофрения. Клинические и психопатологические этюды», благодаря поддержке посольства Франции в Украине, была переведена на русский язык с предисловием и опубликована в 1998 г. в Киеве издательством «Сфера», то читатель настоящего перевода может обратиться к ней /4/. (Этот сборник в настоящее время переводится на японский язык.) Я хотел бы здесь обратить внимание на некоторые из статей Анри Эя, которые там фигурируют, особенно важные с точки зрения истории шизофрении, какой ее можно изобразить, исходя из Всемирных Конгрессов Психиатрии, в частности тех, которые Анри Эй помогал организовывать в качестве генерального секретаря Всемирной Ассоциации. Это следующие тексты:

— Обсуждение докладов о «психопатологии бредовых состояний», представленных в ходе I Всемирного Конгресса в Париже в 1950 г.

— Собрание статей о «Группе шизофренических психозов и хронических бредовых психозов», как глава из «Трактата о психиатрии» в Медико-хирургической энциклопедии, опубликованной в 1955 г. под редакцией Анри Эя, который зарезервировал себе право редактировать ее лично, для получения возможности представить одновременно обзор Парижского Конгресса и свою собственную концепцию.

— Освещение вопроса о «современном состоянии наших знаний относительно группы шизофрении» в завершение II Всемирного Конгресса психиатров, организованного в 1958 г. в Цюрихе профессором Manfred Bleuler /1903-1994/. Анри Эй удивляется, видя, что психиатры дебатируют только о патогенезе и о фармакологическом лечении и, как кажется, не интересуются больше ни точным отграничением понятия, ни психоаналитической терапией.

— Наконец, последним можно назвать очень хвалебную рецензию, которую Анри Эй сделал на книгу Manfred Bleuler «Шизофренические психические расстройства», опубликованную в 1972 г. на немецком языке, в которой организатор Всемирного Конгресса в Цюрихе отмежевывается от концепции, развитой его отцом за шестьдесят лет до того. К сожалению, этот труд пока не был переведен на французский язык, тогда как на английский он был переведен через несколько лет после его публикации. Как следствие, можно задать вопрос, имел ли он (этот труд) влияние на авторов DSM-III, которые одно время предпочитали говорить скорее о «шизофренических расстройствах», чем о «шизофрениях», прежде чем вернулась в ходе пересмотра 1987 г. к традиционному наименованию. Эти изменения наименования не аргументированы в этой классификации, которая не упоминает имени Manfred, а только лишь Eugen.

В последние годы можно констатировать в некоторых странах Европы, Азии и Латинской Америки возвращение интереса к методу концептуального анализа шизофрении — методу философского размышления о психозе, который казался почти полностью утраченным, по крайней мере, в Северо-Американской психиатрии, в то время, когда я писал свою историю. Авторы DSM-III могли с гордостью рекомендовать свою классификацию как первый труд по психиатрии без каких-либо философских ссылок, как чисто прагматический и эмпирический. Это утверждение, впрочем, курьезно, так как эмпиризм и прагматизм суть философские системы.

В моей «Истории шизофрении» я уже подчеркнул, что во Франции основателем феноменологической психиатрии был родившийся в Санкт-Петербурге психиатр Eugene Minkowski, подобно тому, как в немецкоязычных странах это был Ludwig Binswanger. Э. Минковский опирался на философию Bergson и на медицинскую диссертацию, которую он защитил в Париже в 1926 г., чтобы иметь возможность служить во Франции проводником «понятия утраты витального контакта и его применения в психопатологии». Используя бергсоновское понятие «витального порыва», Э. Минковский делает из этой утраты фундаментальный феномен шизофренического психоза. Он углублял этот феноменологический анализ, главный интерес которого, подчеркнем это, заключается в психотерапевтических перспективах, которые он открывает, — во всех своих многочисленных трудах, опубликованных им почти исключительно на французском языке в течение сорока лет. Интерес, проявленный шотландским «антипсихиатром» Ronald D. Laing /1927-1989/ к основным трудам Э. Минковского, в частности к книге «Прожитое время» /1933/, заново открыл их в последние годы, хотя и с опозданием, для англоязычных психиатров.

Зато на испанский язык эти великие труды были переведены уже давно, поскольку интерес к психиатрической феноменологии в Латинской Америке никогда не ослабевал. Моя собственная «История шизофрении» была превосходно переведена на испанский профессором Hector Perez-Rincon и опубликована в 1996 г. в Мексике под заглавием «Темная ночь бытия. История шизофрении» /10/. Эта ссылка на «Темную ночь» Бытия у Хуана де ла Крус /Juan de la Cruz, 1542-1591/, представляющая с феноменологической точки зрения сопоставление между мистическим опытом, пережитым последним, и духовным опытом, переживаемым шизофреничкой, принесла мне несколько приглашений выступить на собраниях, посвященных изучению этой группы психозов и организованных в испаноязычных странах. Например, я выступал по теме эволюции понятия шизофрении на Международном Конгрессе «Психоз», который проводился в 1997 г. в Валенсии (Испания) /9/.

Труды Э. Минковского, забытые и ставшие библиографической редкостью, уже несколько лет как стали объектом переизданий, сопровождающихся историческими комментариями. После сборника «По ту сторону патологического рационализма» /16/, включающего в себя диссертацию 1926 г. по теме шизофрении, только что вышло в свет новое издание «Трактата о психопатологии» /1996/, который позволил Э. Минковскому сделать обобщение своих трудов. При его чтении можно констатировать, что феноменологический анализ шизофрении постоянно был осью, которая их направляла. Так, глава 1-го тома «Основы и направление современной психопатологии» рассматривает переход от «деменции прекокс» к шизофрении. Так же и вторая глава 2-го тома «Основы человеческой личности, рассматриваемые в психопатологической перспективе» сосредоточена на анализе шизофренического опыта. Эти примеры иллюстрируют, как Э. Минковский представлял себе феноменологическую психопатологию. По его мнению, анализ патологических состояний, особенно шизофрении, позволяет дать и анализ их психологической структуры.

Возврат к этому философскому подходу в некоторых странах привел к проведению Международных Конгрессов по теме «Философия и психиатрия». Третий и последний только что прошел в Ницце в июне 1999 года на тему «Шизофрения и культура». Эти Конгрессы показали, что референтные философские системы были различными в зависимости от страны, и даже термин «феноменология» в приложении к психопатологии не имел одного и того же смысла на разных языках.

В англоязычной психиатрии «феноменология» означает просто наблюдение патологических феноменов в чистом виде, что позволяет, например, дать описание феноменологической симптоматики шизофрении. Немецкоязычные психиатры придерживаются гораздо ближе первоначального смысла, данного этому термину Гегелем /1770-1831/ в его знаменитой «Феноменологии духа» /1907/. Комментатором трудов Гегеля во Франции в период между двумя войнами был родившийся в России философ Александр Кожев /Kojeve, 1902-1968/. Если верить разоблачениям, сделанным перебежчиком Василием Митрохиным, Кожев, который покинул Россию в 1918 г., стал якобы в конце своей жизни агентом КГБ на своей второй родине, сделавшись консультантом французского правительства /2/. (Кожев — это офранцуживание русской фамилии Кожевников.)

Влияние немецкой феноменологии хорошо заметно в «Трудах по феноменологической психопатологии» японца Bin Kimura. Но Кимура также ссылается на Э. Минковского, в частности, в статьях «Временность шизофрении» и «Размышление и Эго у шизофреника» /13/.

Это двоякое влияние можно найти и в трудах Arthur Tatossian /1929-1995/. Две из статей, собранных в его книге «Феноменологическая психиатрия» /19/, особенно важны для истории шизофрении. Это «Феноменологическое исследование случая шизофрении» /1957/, первая диссертация, защищенная во Франции с учетом вклада современной немецкой феноменологии, и «Нозология шизофрении. Феноменологическая точка зрения» /1991/, оригинальная точка зрения в момент, когда нозология больше не рассматривается под этим углом.

В самом деле, как объяснить интерес к этим философским размышлениям в последние десятилетия, когда после обнаружения в 1952 г. Жаном Делеем и Пьером Деникером прерывающего действия на часть шизофренической симптоматики веществ, которые они назовут «нейролептиками», и развития в результате этого психофармакологии, можно было бы в то время ожидать, что загадка, которую ставит группа шизофренических психозов, будет разрешена только посредством лучшего изучения церебральной биохимии?

Возможно, что это результат двойного разочарования. Во-первых, разочарования долгосрочными лечебными итогами, полученными вследствие лечения, сводившегося только лишь к продолжительному применению нейролептиков. И, кроме того, разочарование, вызванное тем фактом, что химиотерапия шизофренических психозов вызвала появление новых форм шизофрении, что ставило новые психопатологические проблемы.

Пытаясь лучше определить «долгосрочные терапевтические стратегии при шизофренических психозах», Французская Психиатрическая Федерация организовала в 1994 г. Конференцию Консенсуса, после которой были опубликованы не только рекомендации, но также полностью все выступления специалистов /5/.

Некоторые авторы, прежде всего англоязычные, с конца 60-х годов отмечали, что у относительно высокого процента (от 20 до 40 %) больных, страдающих шизофреническими психозами, в результате лечения нейролептиками состояние не улучшается. В течение десяти или двадцати лет были предложены различные определения этой «не поддающейся лечению шизофрении». Все эти определения основываются только лишь на фармакологических критериях, поскольку подразумевается, что «резистентные шизофрении» в действительности суть шизофренические психозы, симптоматика которых не изменяется в благоприятную сторону в результате нейролептического лечения,

причем не учитывалось возможное одновременное применение других методов лечения. Вследствие этого изучение «резистентных шизофрении» не проводилось с психодинамической точки зрения, тогда как если ограничиться сбором симптомов при оценке инициального состояния перед началом нейролептического лечения, то невозможно предвидеть, каким будет эффект этого лечения.

В 10-м переиздании Международной классификации Психических расстройств, МКБ-10, вышедшем в том же году /1992/, что и моя «История», появилась новая диагностическая категория F 20.4 — Постшизофреническая депрессия, — странным образом включенная в главу F 20 — Шизофрения. (Если эта «депрессия» действительно развивается после шизофрении, то она не должна фигурировать по существу как клиническая форма болезни, которую она сменяет.) Но уточняется, что некоторые шизофренические симптомы сохраняются, хотя и не доминируют в картине болезни. В особенности, «пока еще неизвестно, обнаруживаются ли депрессивные симптомы просто вследствие исчезновения психиатрических симптомов, или они соответствуют развитию нового расстройства». (Только в этом случае было бы легитимным квалифицировать это состояние как постшизофреническое.) «Неизвестно также, являются ли депрессивные симптомы внутренними составляющими шизофрении, или они возникают как психологическая реакция на болезнь». Авторы классификации приходят к запутанному выводу: «Часто бывает трудно отличить симптомы, связанные с депрессией, от симптомов, развившихся вследствие нейролептического лечения, или же от тех, которые связаны с волевыми нарушениями и с эмоциональным притуплением, характерным для шизофрении». Они, тем не менее, предупреждают о серьезности прогноза этого состояния, клиническая реальность которого очевидна: «Это расстройство сопровождается увеличенным риском суицида».

Этот пример хорошо иллюстрирует то, что мы утверждали в заключение нашего текста 1992 года, и заключение, к которому мы возвращаемся сегодня.

Блейлеровская парадигма шизофрении, на которую мы продолжаем более или менее успешно ссылаться — по этому поводу мы можем говорить про «науку в кризисе» в смысле Томаса Куна /14/ — не будет отменена, пока не будет предложена новая, более функциональная парадигма, что повлечет за собой, несомненно, отказ как от понятия, так и от самого термина «шизофрения». Мы повторяем, что в настоящее время, вследствие отсутствия углубленных психопатологических исследований этой группы психозов, предлагаемые теоретические модели ограничиваются ответом на один из вопросов, поставленных в ограниченной области. Они не позволяют разработать общую теорию, которая могла бы привести к новой парадигме. Пожелаем же, чтобы то, что тогда будет концом истории шизофрении, но не обязательно станет концом шизофрении, появилось бы в начале XXI-го века.

Жан Гаррабе

9 ноября 1999 года